Внутренняя сторона Ежика (встреча с авторами «Смешариков»)

Советское искусство считало нужным говорить и говорило с детьми — зачастую неправильно, дидактично, тиранично, пространно, но оно искало и иногда находило для них очень правильные слова и формы. С разрушением же советской культурно-идеологической матрицы дети в России оказались предоставлены сами себе — вернее, каналам Cartoon Network, Jetix и Nickelodeon. Здесь, на Среднерусской возвышенности, их теперь «никто не пасет»… Или почти никто: функцию пастуха возложили на себя в 2003 году авторы проекта «Смешарики».

Мы — бедные овечки, никто нас не пасет, мы таем, словно свечки, ля-ля-ля-ля-ля, — поет моя пятилетняя дочка Саша, выразительно поглядывая на монитор моего компьютера: мол, не пора ли уже закрыть все эти дурацкие ворды и гуглы и включить мультик. Хотя бы «Пса в сапогах», ну, пожалуйста, мама…

«Пес в сапогах» лежит на рабочем столе в папке «Советское» — вместе с «Простоквашино», «Винни-Пухом», «Карлсоном» и «Ежиком в тумане». Мы не то чтобы какие-то особые ретрограды и патриоты, наш ребенок приобщен ко всем сокровищам мировой анимации: она знает, что Миядзаки зовут Хаяо, и легко отличит просто диснеевский мультик от диснеевского совместно с Pixar. Мы вообще не так уж часто залезаем в папку «Советское». Но уж если есть волна посмотреть что-то свое, непереводное, то всегда обращаемся именно к ней. К чему еще обращаться?

— Ну, хотя бы вот это! — Сашин взгляд с профессиональной быстротой выискивает самое яркое, что есть у меня на столе, — диск со «Смешариками», которых я решила пересмотреть, прежде чем браться за статью. — Поставь мне «Смешариков», они ведь совсем короткие, а потом будешь работать свою работу!

«Смешарики» меня чем-то смущают. «Смешариков» не назовешь и Сашиным любимым мультфильмом: если ей их включить, она откроет рот и будет смотреть, но конкуренции с западным полным метром они не выдерживают. Когда я спросила ее, что она может сказать о смешариках, она ответила, что они «разноцветные, круглые, нормальные» и что «мультфильмы хорошие, но короткие, но много». Потом добавила: «Там сова, свинка, барашек, ежик… В принципе их можно узнать».

По большому счету Саша оценивает место «Смешариков» в современном культурном пространстве вполне адекватно: качественный сериал, простой для восприятия, яркий. Нормальный продукт для детей… Одно «но»: она пока еще не понимает, что это не просто нормальный, а единственный нормальный детский продукт в нашей стране. И, следовательно, уникальный. И она уж точно не догадывается, что его авторы поставили себе целью сформировать новый подход к российским детям и к детству.







Тело Ежика

— Вообще-то, при всей простоте они чертовски неудобные! У них нет позвоночника, шеи, головы, отдельной от туловища. Они просто шарики с ручками и ножками: попробуй добейся от них выразительной пластики, чтобы ребенок поверил… — Денис с говорящей фамилией Чернов, дочерна загорелый человек в бейсболке, главный режиссер «Смешариков», обводит рукой студийное пространство.

Любой ребенок сошел бы в этом пространстве с ума: огромная зала, где десятки (сотни?) людей сидят перед мониторами, на каждом из которых шевелятся или неподвижно висят смешарики или какие-то из частей их тела. Все это нарядное мельтешение, и вся эта лучащаяся желтым и сиреневым студия в заводском здании, и аравийский загар — все кажется миражом, болезненной гриппозной фантазией. Цветные пятна никак не хотят сочетаться с заводским комплексом на улице Чапаева, близ Петроградской набережной, вмерзшим вместе с улицей и набережной в непролазный петербуржский сугроб.

— Как сделать персонаж, который стоит, например, скрестив руки? Руки-то у него, во-первых, короткие, не дотягиваются, а во-вторых, там, где они должны сцепиться, у него рот находится, а у некоторых — пятачок. Постоянный обман — приходится просто намекать, что этот персонаж так стоит: например, взять его и на три четверти повернуть — кто его знает, как там руки сложены, но ощущение, что да, скрестил…

Мы идем вдоль компьютерных рядов; на одном из мониторов замечаю вдруг что-то жуткое: груда черно-белых скелетов, запутанных в паутине. Миловидная русоволосая девушка орудует мышкой, шевеля и переплетая черные нити.

— Это… что?!

— А, это для нашего полного метра. То, что называется CGI, computer generated image, — чтобы персонажи были объемными. Ну, вы разве не видите, что это?

Вглядываюсь в черные нити, и морок, наконец, отступает. Из клубка паутины вычленяются контуры мяча и еще футбольных ворот, что ли…

— А-а, это спортивный зал, да?

Русоволосая хихикает, Чернов остается невозмутим:

— Нет, это ежик в своей комнате.

Русоволосая что-то делает, и ежик является на мониторе — серый и обескровленный, но «во плоти»: он сидит за столом в своей комнате. Снизу виднеется надпись: ejik-body — «тело ежика». Чернов показывает, как работают функции «размер зрачка» и «сжимание глаз».

— А колючки можно загнуть? А в комнате что-то переставить?

— Нет, колючки заданы изначально… И интерьер тоже.

— Денис, а не скучно всегда в одних интерьерах? Комната, кухня… Не хочется иногда волшебства?

— Нет, мы сразу договорились, что это не сказка. То есть могут быть ситуации, близкие к волшебным, но они все равно должны мотивироваться правдой жизни. И среда у нас, да, чаще носит оформительский характер. Это некое место с бытовым оттенком, где персонажи решают свои маленькие или большие проблемы. На самом деле это довольно правдоподобная ситуация: люди ведь, как правило, решают свои бытовые и семейные проблемы на кухне…

Девушка опять что-то делает, и ежик-боди снова превращается в мохнатый футбольный мяч.

Все эти круглые боди придумал Салават Шайхинуров, ведущий художник проекта. С ним я беседую в просторном стеклянном аквариуме. Из соседнего аквариума на нас таращатся кислотных цветов плюшевые Бараши, Нюши и Лосяши.

— Если говорить про эстетику, передо мной стоял выбор: либо уходить в схематично-дизайнерскую сторону типа «Южного парка», либо в сторону советской анимации. Я нашел некий стык. То есть в итоге мы остановились на достаточно прорисованном варианте, но принцип знаковости остался, сами персонажи простые. Форма шара — это стремление к простоте. К абсолютной простоте. Таких персонажей может рисовать любой ребенок с двух лет: главное — замкнуть линию… Ну, и цвета — в отличие от советской традиции, когда персонажи были яркими, а фоны приглушенными, мы сделали максимально яркими и фоны, и персонажей.

— Вы воспитаны на советской анимации? Трудно было от нее отойти?

— Я получал художественное образование не только в России, но и в Бельгии, и в Варшаве. Однако воспитан я, да, на советских мультфильмах. Я на них вырос. Но мы живем в наше время и в нашей стране, и мы не можем звучать по-старому. Этот сериал — отражение нашего времени.

— И в чем это заключается?

— В том, что мы находимся в поиске. Сейчас в России такое межвременье… И это интересно.

— А есть связь между нашим «межвременьем» и отсутствием четко прописанного, детализированного мира, в котором живут персонажи?

— Да, возможно. Их мир условный, он так был задуман. Ну не могут дети жить одни, без родителей! Хотя вот в том же «Винни-Пухе» такая условность принимается: сколько лет Пятачку? Вряд ли больше десяти. А живет один. У наших героев нет четко прописанной социализации. Их мир искусственный.

— А смогут ли дети использовать опыт персонажей из этого искусственного мира в своем реальном, скажем, в районном детском саду?

— Да. Мир «Смешариков» искусственный, но без заигрываний и сюсюканий. Если в этом мире ударишь себя молотком по пальцу, тебе будет очень больно. Мы ни в коем случае не отрываем детей от реальности. Научить ребенка видеть другого человека, пытаться с ним договариваться и при этом оставаться самим собой — вот наша задача.







Непротивление злу

Большую часть серий «Смешариков» (230 штук!) придумал сценарист Алексей Лебедев. У Лебедева джип, и петербуржской зимой образца 2010 года это, похоже, единственное транспортное средство, при помощи которого можно выбраться с улицы Чапаева. Мы ползем через снежные сопки, двигатель тихо рычит, а я пытаю сценариста вопросами:

— Как говорить с современным ребенком? Что это за интонация?

— Им можно говорить даже самые сложные вещи, просто говорить нужно весело и предельно просто. Мне не очень нравится понятие «целевая аудитория»: малышу, мол, нужно то-то и то-то, подросткам — то-то, дамочкам за тридцать — то-то. По-моему, природа конфликтов от возраста практически не зависит, за исключением тех конфликтов, которые связаны с гормонами. А так все одинаково: предательство, жадность, подозрительность, ревность — что у трехлетних, что у тридцатилетних…

— Кстати о конфликтах: концепция «Смешариков» исключает антигероя.

— Я вообще не верю в злодеев. Их ведь обычно показывают в их финальной стадии. Финальная точка гнева — злодей. Когда произведение населяется немотивированным злом, антигероями, которые по непонятной причине хотят разрушить мир, это неправдоподобно. Вот если показать более раннюю стадию, злодея можно будет понять. Я считаю, что должен быть ясен генезис зла. Например, обида — она, смотрите, приводит вот к чему… У нас каждый из персонажей может стать ненадолго антигероем, слететь с катушек.

— А не сложно чисто драматургически без такой постоянной подпорки, как злодей?

— В роли злодея у меня может выступать судьба, погода… Я не нуждаюсь в одушевлении зла. Злодей как готовая данность только помешает раскрыть механизм конфликта. Потому что он уже здесь, его уже нужно срочно побеждать, срочно нужен супергерой, который в суперборьбе победит суперзло. А детям это зачем? Возможно, эта комиксовая культура и определяет их агрессивную ментальность. Когда ты ассоциируешь себя с суперменом, ты соответственно ждешь появления антисупермена, и у тебя должен быть готов для него ствол.

На узкой улице возникает затор: замурованные по обочинам в снежных саркофагах машины сделали дорогу однополосной, и встречный автомобиль начисто перекрывает движение. Мы стоим со встречным автомобилем лоб в лоб. Он более дорогой и, кажется, ждет, что мы и все, кто за нами, дадим задний ход. Лебедев безмятежно ставит ногу на тормоз.

— Терапия немыслима, злодея можно остановить только хирургическим способом, только дробовиком. Со злом бесполезно разговаривать, а вот с человеком, который впал в неадекват, можно и поговорить. Его можно успокоить, на худой конец дать ему что-то… Что нужнее ребенку? Ну, допустим, его кто-то обижает в школе. И вот он посмотрит про супергероя, произойдет у него выброс адреналина — и что? Он пойдет побеждать своего обидчика? Нет. Он даже не пойдет в секцию бокса записываться. А мы хотим показать, что можно вступить в диалог всегда, даже на пределе отчаяния. Вот у нас есть такая серия — «Гонки». В принципе это экшн…

Более дорогой, истерично взревев мотором, дает задний ход. Мы и все, кто за нами, торжественно продолжаем движение со скоростью пять километров в час.

— …Но в «Гонках» есть простой месседж: «Можно не участвовать в борьбе и победить». Это практически наше знамя. Основная идея «Смешариков»...